[gp2]

Относительные ценности





Путешественники по всему миру: Джеки и Хелен Стюарты, Салли Стоукс и Джим Кларк, Бетти и Грэм Хиллы.




К тому времени, как Джим Кларк стал успешным гонщиком Гран-при, его сомнения относительно собственных способностей исчезли. А если они и оставались, он мог поставить на место любого, кто давал им повод появиться. Джабби Кромбак был вместе с ним в машине, когда после гонки во французском По добродушный Джим провёз каких-то людей по этой городской трассе, с заносом заходя в повороты, чтобы показать им гоночную траекторию. «Кто-то сказал: «Джим, осторожнее, ты упустишь машину!». Он был в ярости. Нельзя было так говорить. Он поехал еще быстрее, заявив: «Я покажу вам, что не упущу её!». Иногда внутри Джима просыпался тигр».

Его искусство вождения было одной из запретных тем. Возможно, он точно не знал, что именно давало ему такое преимущество над соперниками. Все, что он знал, это то, что остальные медленнее его; как будто обсуждение его дара или способностей могло каким-то мистическим образом заставить их исчезнуть. Сознавая своё превосходство, он мог говорить о вождении, но только с теми, кто был ниже его уровнем.

Начав гоняться, Джеки Стюарт попросил у Джима совета, которым тот легко и щедро поделился. Они жили на квартире Джона Уайтмора в Бэлфор-Плэйс, Вест-Энд Лондона, жили практически вместе, гонялись друг против друга на Lotus Elite, и Джим во многом помог Джеки получить приглашение на тестовые заезды от хороших команд. Но несколько полезных советов – это был потолок. В Сильверстоуне Джим неожиданно стал скрывать точки торможения. Разговора не состоялось. Стюарт спросил: «Где ты тормозишь в Бэккетс?». Ответа не последовало. Можно было утешаться только осознанием того, что чемпион мира признал в нём соперника, но это означало, что некоторые темы стали табу: их не обсуждали и даже не упоминали.

Он понял то, что Скотт-Уотсон знал очень давно, что для себя открыл Джабби Кромбак, что узнал Грэм Голд, что пришлось осознать мне: если хочешь оставаться с Джимом Кларком в нормальных отношениях, не затрагивай в разговоре некоторых тем и не задавай ему вопросов о том, что он не хочет никому открывать.

Салли Стюарт вспоминала: «Джимми действительно умел переключаться, правда. Его жизнь делилась на две совершенно разных части: вождение и всё остальное. Во время вождения наступала полнейшая концентрация, в остальное время он грыз ногти. Он не подавал даже признаков нервозности. Он ничем не отличался от других. Но стоило ему выйти из машины, как его нерешительность брала верх. А когда он возвращался за руль, то вновь становился совершеннейшим мастером и даже не задумывался о решениях».

Лучше и свободнее всего за рулём он чувствовал себя на дороге, а не на трассе. Забывая обо всех заботах, он становился хозяином ситуации. Ему было хорошо на вечеринках среди знакомых людей, где он мог позволить себе ослабить галстук. Он был счастлив в Шотландии, на хорошо знакомых ему просторных живописных дорогах сельской местности, которую так любили многие его земляки, начиная ещё с Вальтера Скотта.

И, тем не менее, для него было важно выходить на старт каждые выходные, чтобы поддерживать форму. Он считал, что может потерять форму, если станет пропускать гонки. Казалось, регулярное участие в гонках поддерживало его веру в собственные способности, наличие которых он успел осознать. Он не чувствовал необходимости ввязываться во все поединки подряд, поскольку был намного выше уровнем. Это получилось легко. Всё, что ему нужно было делать – это оттачивать уже имеющиеся умения, добиваясь того, чтобы их использование не требовало приложения усилий.

Чепмен пытался проанализировать его талант, но смог сказать только, что Джим обладал всеми необходимыми гонщику физическими и психологическими способностями, какие только можно себе представить. Репутация Кларка как тест-пилота была не самой лучшей, потому что он мог приспособиться к любому недостатку машины. Как и в случае «великолепного шведа» Ронни Петерсона и некоторых других обладателей огромного природного таланта, это было верно до определённой степени, но Чепмен, сам способный гонщик, умел правильно трактовать полученную от Кларка информацию. Он великолепно понимал Кларка. Кларк никогда не говорил ему, что нужно закрепить каркас или поменять баланс тормозов машины. Он рассказывал о своих ощущениях во время вождения, и Чепмен точно понимал, что имеется в виду. Их общение было абсолютно открытым, точным, свободным от какого-либо двойного смысла, – и его результатом стали совершенные автомобили.

Со своей стороны Чепмен никогда не указывал Кларку, как ему вести машину. Это было частью их взаимопонимания. У каждого была своя территория; они рассказывали друг другу, что происходит, но никогда не вмешивались в дела товарища.

Невмешательство было ключевым фактором и в личных делах Кларка. Джабби Кромбак встретил его в Ле-Мане, куда он приехал в 1959 году, чтобы стартовать на Elite. Уже будучи тесно связанным с Lotus, Кромбак остановился в отеле Ше Месье Мейткар, Оберж Сен-Николя в Мейе. Как представитель Lotus на континенте, Кромбак поддерживал временами дающую слабину связь между Чепменом и Западным Автомобильным Клубом Франции, который выступал организатором 24-х часов Ле-Мана и занимался обработкой заявок, когда последних оказывалось больше, чем мест на старте. Он знал много разнообразных способов и вариантов получить места, что не говорившему по-французски Чепмену удавалось с трудом.

Джим произвел на Кромбака впечатление человека приятного, но подавленного. По мере того, как они лучше узнавали друг друга, Кромбака впечатлила искренняя скромность Кларка и поразило его ханжество. Во время одного мероприятия в Реймсе Кларк был с сестрой другого британского гонщика, и Кромбак с изумлением узнал, что ей пришлось остановиться в другом отеле. Кларк встречался с ней только после наступления темноты, когда никто не мог видеть, как он заходит в её комнату.

Какой контраст с Кларком постарше, когда его отношение к девушкам, видимо, изменилось в худшую сторону. Проведя несколько приятных лет с Салли, он стал менее уживчивым, проявляя к ним всё меньше снисхождения. Это могло быть и ещё одним следствием его связи с Чепменом. Для Чепмена гонки были религией. Ничто не могло стоять у него на пути, и Джим, вероятно, так и не понял, каким хитрым, изворотливым, коварным и умным приходилось быть Чепмену, чтобы удерживать его в рамках дисциплины.

Он сделал бы всё, что угодно, чтобы Кларк был доволен, счастлив – и оставался в команде. Занимавшийся делами Джима Скотт-Уотсон стал частью семьи Lotus. Когда Джим встречался с Салли, с ней произошло то же самое: она вела хронометраж, сидя за столом в боксах вместе с Хейзел Чепмен. Но стоило Скотту-Уотсону перейти не ту дорожку, как он тут же оказался более не нужным. Сыграл ли Чепмен свою роль в его отставке? Кто знает.

Чепмен мог, сам того не осознавая, влиять на отношение Джима к женщинам. Как один из самых уважаемых людей в автогонках, с внешностью киноактера, не говоря уже о его власти, влиянии и остроумии, граничащем с сарказмом, Чепмен был невероятно привлекателен для женщин. Хотя он и был счастлив в браке с Хейзел, сопротивляться соблазну завести пару интрижек должно было быть очень тяжело.

Его властная, практически подавляющая личность проявлялась в том, что он требовал беспрекословной преданности от окружающих его людей. Он был личным Свенгали * Кларка. Чепмен умел построить разговор так, чтобы дать повод любому почувствовать себя эрудированным и значимым, членом внутреннего круга Lotus. И если Чепмен был его центром, то Джим Кларк – его краеугольным камнем.

* Свенгали - гипнотизер, обладающий зловещим имиджем, герой романа Джоржа дю Морье «Трильби» (прим. переводчика).

Ему было бы сложно не перенять ничего от легкого и изящного стиля Чепмена. С того момента, как Чепмен осознал, что женитьба может выбить из колеи и даже заставить его любимого пилота совсем бросить гонки, он стал с неодобрением относиться к этой идее. Как это повлияло на решение Джима не жениться до тех пор, пока не закончит гоняться? Кто знает.

Салли была самой долгой любовью в жизни Джима Кларка. Изящная красавица, она пользовалась большой популярностью в мире рекламы автомобилей, потому что рядом с ней те выглядели особенно большими. Как истинная англичанка до кончиков ухоженных, изящно наманикюренных ноготков, она любила лошадей, отлично чувствовала себя в компании автолюбителей и, казалось, была идеальной парой для Джима Кларка.

Она путешествовала с ним, сидела за столиком хронометристов и была достаточно умна, чтобы не злоупотреблять своим присутствием. Джим не любил фотографироваться с ней, так что на снимках вы вряд ли часто встретите их вместе. «После побед других гонщиков, их жёны или девушки частенько подбегали к ним, обнимали, чтобы оказаться запечатлёнными на фото. Я так никогда не делала. Я чувствовала, что он не одобрит. Если его фотографировали, я старалась не попадать в кадр. Он говорил, что не хочет, чтобы его родители всё это не так поняли». Джим хотел сохранить свою репутацию незапятнанной и показать друзьям в Шотландии, что на гонках он работает, а не ведет жизнь плейбоя в окружении молодых красивых женщин: «Он пристально следил за тем, как его фотографируют и с кем. Думаю, нам всем это несколько мешало».

С подачи Чепмена, Джим Кларк увлекся авиацией. Самолёт был ему не нужен, но давал чувство свободы (возвращаясь к теме важности психологического контроля). Ощущение полёта ему нравилось так же, как и ощущения от управления гоночной машиной. Навигация и расчёт полётов давались ему достаточно неплохо для бывшего неуспевающего школьника.

Салли доводилось летать в его самолёте, что иногда было сопряжено с переживаниями. Её отец был старшим офицером Королевских Военно-воздушных Сил, так что она знала, чем это может быть чревато. Джим любил летать, хотя и ему пришлось пережить свою долю непростых минут. Во время одного из своих первых самостоятельных полётов он вылетел из Лондона, положил на колени Салли карту автодорог и сказал: «Нам нужно добраться до По. Держи курс на юг, попробуй найти национальную магистраль, и мы двинемся вдоль неё». Им удалось пересечь Ла-Манш и затем, следуя вдоль какой-то железной дороги, найти, к собственному облегчению, По.





Piper Twin Comanche Джима. Два двигателя Avco Lycoming по 160 лошадиных сил, 205 миль в час, потолок – 20 000 футов, практическая дальность – 1110 миль. Раньше он принадлежал Чепмену.




Впоследствии на обратном пути они попали в ужасную грозу. Джим переживал гораздо сильнее, чем признал бы, и гордился тем, что ему удалось привести самолёт в Англию целым, не меньше, чем победой в гонке. Сделать полёт безопасным было не так уж легко.

В Америке он купил новый самолёт, но тот пропал по дороге через Атлантику. Он или разбился, или его украли и увезли куда-то вроде Кубы. Джиму не везло на такие вещи. Компания Ford обменяла Plymouth Sports Fury (пейс-кар на Инди и часть приза за победу в 1965 году) на Mustang, который упал с причала в доках Саутгемптона. Джим был очень огорчён. То же самое можно сказать и про компанию: они не смогли предоставить ему новый, так что попросили его принять Galaxie, такой же, как тот, что подарили Колину Чепмену. Джим сожалел, что так и не получил Mustang, но и на Galaxie он здорово проводил время, особенно в Лондоне.

Кларк и Чепмен летали на европейские мероприятия, часто приземляясь рядом с трассами, а в 1965 году сразу после победы в Инди отправились в Клермон-Ферран на Гран-при Франции. Дорога заняла 4 волнительных часа, во время которых многие решения принимались в последний критический момент. Приземлившись далеко за полдень, они обнаружили, что в небольшом аэропорту Клермона полным ходом идёт какая-то вечеринка. Не успели они арендовать машину, как мэр и администрация города пригласили их на встречу с Юрием Гагариным, первым в мире космонавтом. Вместе с другими русскими он прилетел на торжественный городской приём, проходивший после авиа-шоу в Ле Бурже. Команду Lotus ему представили, но переводчики оставляли желать лучшего. Гагарин пожал всем руки, вежливо улыбнулся и сел обратно на свое место.

Дело дошло до шампанского, когда космонавт понял, что только что познакомился с Джимом Кларком. Он вскочил с кресла, подошел к Джиму, крепко обнял и расцеловал его и Чепмена, и сказал, что он их ярый поклонник. Он знал про победу в Инди, искренне извинился и предложил им посидеть и поболтать.

Гагарин совершил свой первый полет в космос в апреле 1961 года, а погиб 27 марта 1968 года, когда его МиГ-15 разбился под Москвой. Всего за 10 дней до аварии Джима в Хоккенхайме.

Встреча с Гагариным была незабываемой, но на ней было выпито слишком много шампанского. Так что когда Чепмен сел за руль взятого напрокат старенького Peugeot, он одним глазом смотрел на дорогу, а вторым пытался прочитать карту. Они забронировали комнату не в отеле Post Hotel, где обычно останавливались, так что Салли работала штурманом, в то время как Чепмен в своей обычной резкой манере проходил изгибы дороги. Проохав между холмов несколько километров, он не сумел договориться с одним из поворотов, Peugeot вылетел в канаву, где и замер, уткнувшись в землю. Чепмен порезал большой палец, Салли выбросило через ветровое стекло, а Джима швырнуло на засыпанное стеклом переднее сиденье.

Сидевший позади Майк Спенс остался невредимым. Они выбрались наружу, – Чепмен жаловался на свой палец, Джим вскоре потерял сознание, а из порезов на голове и лице Салли лилась кровь. Она вспоминала, что пыталась поднять Джима и поддержать его голову, уперев её в колени, и вспоминала: «Что же делают с упавшими в обморок?» Он пришёл в себя достаточно для того, чтобы отругать её за испачканный кровью костюм. «И вот вся благодарность!» – подумала она.

Но это были еще цветочки. Чепмен был решительно настроен скрыть происшествие от прессы, так что Салли пришлось забраться обратно в Peugeot, который всё ещё был на ходу, и сесть за руль, пока Майк Спенс помогал вытолкать автомобиль из канавы. Салли не привыкла к правостороннему управлению, так что, сдавая назад, она не смогла в темноте найти тормоза. Машина плавно катилась назад, пока Чепмен предупреждающе не вскрикнул – Салли нашла педаль как раз вовремя, чтобы не дать машине свалиться в овраг.

Они вернулись в свой обычный отель, перевязали голову Салли шарфом и в полночь, когда все остальные уже легли спать, отправились на приём к врачу. В три часа утра им всё ещё накладывали швы. В качестве благодарности за молчание доктора пригласили в боксы, откуда он мог наблюдать, как Джим Кларк выигрывает Гран-при Франции.





Колин Чепмен перенял стиль головных уборов у Кларка.




На самом деле, прессе всё было известно. Знал и Патрик Меннем, но, как и другие журналисты из мира Гран-при, проявил спортивное благородство, случайно забыв записать эту историю.

Прошло не так много лет и, Гагарина, Кларка, Спенса и Чепмена не стало. В живых осталась одна Салли, не пострадавшая во время той неприятной истории.

Джима беспокоило то, что прекрасная, стройная, утонченная девушка-модель была только частью его гоночной жизни и вряд ли сумеет адаптироваться к возвращению на ферму. Вполне вероятно, она бы сумела – учитывая её страсть к лошадям и любовь к деревенской жизни. В критические моменты она демонстрировала великолепную выдержку.

В причинах их разрыва с Салли нет ничего таинственного. Она выставила ему ультиматум, потребовав оформить их отношения, а он не был готов к такому шагу. Он предложил ей уйти и выйти замуж за кого-нибудь другого, даже если это причинит ему боль, и после этого уже избегал каких-либо обязательств по отношению к девушкам.





Девушка в жемчугах. Салли Сворт, урождённая Стоукс.




Стоило Салли заговорить о свадьбе, как она исчезла из его жизни. У него было достаточно девушек, некоторые оставались с ним в Париже на пару дней. Девушки выстраивались к нему в очередь. Джабби Кромбак говорил, что никогда не встречался с девушкой после него: «Если он притрагивался к ней, она становилась неприкосновенной».

Уолтер Хайес считал одной из причин его отказа жениться на Салли то, что он не мог думать наперёд дальше текущего года. «Со стороны Салли заставлять его ревновать было ошибкой: он не ревновал, он просто раздражался. Он никогда не обсуждал возможность заниматься чем-либо, кроме автогонок. Он никогда не выказывал никакого интереса к частному бизнесу. И он собирался жениться на Салли, как только будет уверен в собственном будущем, но не знал, когда это случится. Может быть, он подумал бы об этом на следующий год. Он говорил, что этот вид спорта слишком опасен, чтобы жениться. Он никогда не заявлял об этом публично, но мне сказал, так что я спросил, почему бы ему не объяснить это Салли. Однажды я спросил Салли: «Когда вы собираетесь пожениться?» И она ответила: «Спроси у него». Так что я сказал ему: «Почему бы просто не объяснить ей, что ты собираешься жениться на ней, но сначала хочешь завершить карьеру автогонщика?» Но он так не сделал».

У Джима Кларка было много поклонниц. Иногда это его расстраивало, иногда забавляло, но он принимал этот факт с достоинством и реагировал, как любой молодой мужчина с чувством юмора и половым инстинктом. У него было много любовниц, хотя их поведение и пошатнуло его уважение к женщинам. Джабби Кромбак рассказывал, что после гонок девушки прогуливались туда-сюда мимо моторхоума. «Ему стоило только улыбнуться или сделать приглашающий жест, и одна из них подходила. Он мог взять её поужинать, и она была бы его – осталась бы с ним, если бы он захотел».





Кумиры 60-х. Модель Джин Шримптон, гонщик Джим Кларк и Ford Corsair.





Фотограф – Дэвид Бейли.




Эндрю Фергюсон, спортивный директор Lotus вспоминал случай в Индианаполисе, когда Чепмен спустился к завтраку. Они с Джимом жили в одной комнате, и он пребывал в том настроении, которое Фергюсон называл «подрагиванием нижней губы». Фергюсон спросил его, что случилось. «Знаешь, я плохо спал. Вчера Джимми пошёл прогуляться один, и я проснулся от того, что он вернулся с какой-то цыпочкой. Мне пришлось притвориться спящим, и они пошли в ванную. Я не мог в это поверить. Они шумно принимали душ вместе, а потом вдвоём забрались в его постель. К тому времени я уже был не слишком доволен.

Тогда она спросила: «А что, мы его не разбудим?» И знаешь, что ответил Джимми? «Не волнуйся насчёт него – этот тупой гомик никогда не просыпается». Бог знает, во сколько я уснул!»

Джимми попросил Фергюсона на будущее заказывать ему отдельную комнату.

Девушки сменяли одна другую – и большинство из них исчезали также быстро, как и появлялись. Кейт Экклс была ещё одной любовью в его жизни, и хотя в тот период, возможно, она считала себя единственной, это вряд ли было так. Таких, кто тоже считал себя единственными, было много.

Тем не менее, в каком-то смысле Кейт сопутствовал успех. Она была вылеплена из иного теста: не приходила в восторг только потому, что он – Джим Кларк. Она была вполне самостоятельной, и, возможно, он впервые встретил девушку, способную дать ему отпор. «Знаешь, Кейт его зацепила», – говорил Кромбак. Джим Кларк мог выпить, чтобы стать раскрепощённее, но он терпеть не мог курева, что, несомненно, привело бы к проблемам, доживи он до эры «Джона Плэйера» в Lotus. Салли не курила, пока была вместе с Джимом, но Кейт не вынимала сигарету изо рта, а когда Джим попросил её прекратить, она отказалась. «Я думаю, в этом всё дело», – говорил Джабби. Подружки Джима обычно были стройными симпатичными блондинками, и многие удивительно походили на Салли. Друзья не упускали случая прокомментировать это и, не стремясь обидеть, называли их Салли «Тип 6» или Салли «Тип 7». Другие близкие к нему женщины приходили к единому мнению, что ему следовало жениться на Салли, а она так и не смогла забыть Джима Кларка, хотя и вышла замуж за Эдда Сворта и была счастлива. Хелен Стюарт вспоминала: «В её жизни было много чёрных полос, которые она, может быть, и не помнит. Когда он отказался жениться на ней, она была очень сердита и расстроена. Они долго были вместе. Она заботилась о нём, делала для него всё. Я не знаю, почему он не смог принять это решение. Может быть, он чувствовал в ней слишком многое от лондонцев, южан, с их утончённым вкусом. Когда они жили в Лондоне или ездили на ферму, она готовила для него, делала всё, что должна делать жена. Но она не была женой и не скрывала этого».

Джим мог вести себя не по-джентльменски. В Испании один из журналистов в присутствии девушки, с которой он частенько встречался, спросил: «Это ваша подруга? Вы собираетесь жениться на ней?» Он отреагировал холодно и пренебрежительно: «Это всего лишь девчонка». Некоторые из его женщин жаловались, что к концу его жизни налёт шарма уже был тонок, а обходительность практически исчезла.

Джеки Стюарт считал, что Джим боялся женщин и особенно каких-либо обязательств по отношению к ним. Снова всплыли его опасения, что его используют. Он постоянно думал, что окружающие пытаются извлечь выгоду из знакомства с ним, и иногда такое приходило ему в голову и в отношении девушек. «Он проводил с ними много времени, хотел, чтобы они им восхищались, любили его, и были бы доступны в любое время, но не хотел принимать на себя никаких обязательств. Он всегда сомневался».

Это ещё один пример раздвоения Джима Кларка. Он старательно разделял две своих жизни, всегда ревниво следил за своим образом в прессе. Он не хотел расставаться со своей сладкой жизнью, к которой начинал привыкать. Он не хотел разрушать иллюзию, и как бы ни любил свой дом и семью, как бы ни поддерживал свой образ, он не считал, что уже готов вернуться домой.

Возможно, Джим Кларк действительно походил на всех остальных гонщиков, как отмечал Дерек Белл, и всем им приходится подавлять свои эмоции. Как всегда, у Уолтера Хайеса была своя теория: «Они стараются создать другую личность. Когда я впервые встретил Ники Лауду, он был просто парнем, гонявшимся в Австрии на Cortina. Впоследствии ему пришлось начать карьеру в бизнесе, безотносительно к травмам, полученным в той ужасной аварии. Им всем нужна вторая личность, потому что с первой им становится некомфортно жить.

Грэм Хилл был великим гонщиком. Никто никогда не сможет меня убедить, что это не так. Сомневаюсь, что кто-то может сравниться с ним в твёрдости и решительности, и всё же Грэм был человеком, сомневающимся в себе, потому что его за его открытым лицом и талантом выступать перед публикой, как и у Джеки Стюарта, скрывалось огромное нервное напряжение. Кстати, вы можете заметить, как Джеки продолжает гнаться за миром, гнаться за людьми, гнаться за теми вещами, которые нужно сделать, и как он боится оказаться на пенсии. Это как если бы у него был навязчивый страх остаться в одиночестве. Они не являются в целом нормальными людьми. Копаясь в психологии, можно далеко зайти, но это точнее их характеризует, чем ты думаешь».

Совершенно другой Джим Кларк появлялся в Париже, где он снимал комнату вместе с Кромбаком. Он приходил к согласию с самим собой, расслаблялся, оказываясь в том мире, где окружающие его не тревожат. Ему не нужно было играть роль фермера Пограничья или выносить неприятные аспекты жизни знаменитости. Он становился космополитом и проводил много времени в компании состоятельного Мишеля Фенкеля, который познакомил его с целой плеядой подружек.

Уолтер Хайес предпочёл бы, чтобы Джабби не уговаривал Джима проводить так много времени в Париже: если бы только он понял, что деньги не столь важны, и остался в Англии, всё было бы гораздо лучше. «Он оказывался оторванным от мира. Там не было факсов или чего-то подобного, а с письмами у него никогда не ладилось, так что тогда в Париже он скрывался не только от налогов, но и от всего мира».

Те, кто хорошо его знали, как, например, Хелен Стюарт, считали Джима человеком откровенным, но не любящим распространяться о своих чувствах. Вероятно, автогонки и были его способом зарабатывать деньги, занимаясь любимым делом, но он редко говорил об этом. «Бывало, он рассказывал мне о своих девушках, но от этого только ещё сильнее грыз ногти».

Тем не менее, оставались вещи, которые до конца понять не мог никто. Стюарт, наоборот, был человеком общительным, и Кларк любил находиться в его обществе. Их непохожесть приводила к тому, что Джим казался ещё более скрытным. «Должно быть, он скрывал свою заносчивость, и владел собой гораздо лучше, чем казалось», – так говорил один хороший приятель.

Он обладал живым чувством юмора, но – вероятно, из-за необщительного характера – за ним закрепилась репутация человека серьёзного. Возможно, ему и была присуща некоторая шотландская суровость, но и посмеяться он тоже умел. После его смерти кто-то спросил Грэма Хилла, какой черты Джима Кларка ему будет больше всего не хватать, и он ответил: «Его улыбки. Она освещала всё его лицо». Так и было, и частично от того, что он был Джимом Кларком, к нему присоединялись и остальные. Он мог развеселить целую комнату и даже посмеяться над собой, если подначка не была слишком жестокой.





Скромный, без изысков синий шлем Кларка от фирмы Bell. Белый козырёк появился в середине его карьеры, когда лучше научились использовать слип-стрим, благодаря чему уменьшилась вибрация.




У Джима Кларка случалось не так много конфликтов с товарищами по гонкам, но один из них с Иннесом Айлендом длился годами. Роберт Мак-Грегор Иннес Айленд, сын ветеринара из Киркудбрайда, начал гоняться в 1952 году, но успеха добился только через четыре года – на Lotus XI. Он выступал за Ecurie Ecosse и в 1959 году присоединился к Lotus.

Их машины тогда были лучшими, но победа неопытной частной команды всё откладывалась до последней гонки 1961 года, когда после трёх лет попыток Айленд наконец выиграл Гран-при Америки.

Почти сразу же Колин Чепмен его уволил. В 1962 году у команды должны была появиться новая машина – революционный Lotus 25 – и новый лидер, Джим Кларк. Айленду казалось, что Джим каким-то образом вытеснил его из команды. Чепмен считал, что Айленду повезло оказаться на первых ролях в команде. Он пользовался преимуществом первого заднемоторного Lotus и во время весеннего фестиваля в Гудвуде дважды за день опередил Мосса. Но Чепмен считал, что понимает, что к чему, и таким результатом обязан скорее своей машине, чем таланту Иннеса.

По мнению Джима Кларка, Иннес представлял собой другой тип шотландца, который мог некрасиво напиться и создать в Шотландии неверное представление о гонках. Айленду пришлось пережить унизительную ситуацию, когда во время лондонского автошоу Джоф Мердок из Esso посоветовал ему справиться о своём будущем у Чепмена. Тот, глядя на носки своих ботинок, ответил, что на 1962 год не нуждается в услугах Айленда. Его даже не включили в состав команды на последние незачётные гонки сезона, которые проходили в Южной Африке: Гран-при Ранда, Натала и ЮАР – все их выиграл Джим Кларк на Lotus 21.

Это был сокрушительный удар, который сказывался потом всю его жизнь. Айленд оставался таким же популярным и обаятельным, несмотря на эту трагическую историю. Он больше не выиграл ни одного Гран-при, хотя и продолжал выступать в гонках до 1966 года, и так никогда и не простил Джима Кларка, хотя прилюдно оба старались скрывать существовавшую взаимную неприязнь.

В 1962 году Айленд всё-таки пробился на южнофариканские гонки и приходил на тренировки после ночных кутежей в компании Грегора Гранта. Кларк относился к этому крайне неодобрительно. Он даже не хотел находиться с ним на одной трассе. Иннес вёл себя враждебно по отношению к Джиму, который мог проявлять в ответ такую же агрессию и никогда не пытался как-то уладить проблему. Он редко проявлял по отношению к Айленду что-то большее, чем обычная вежливость, в отличие от Тревора Тейлора, который также входил в состав Lotus в 1962 году и старался успокоить задетые чувства Иннеса.

Джим Кларк никогда сознательно не подвергал другого гонщика на трассе опасности, но у него был свой тонкий способ справляться с враждебностью Айленда. Грэм Голд вспоминает такой случай.

«Во время Гран-при Италии в Монце в 1964 году лидирующему Джиму очень досаждал Дэн Гарни на Brabham. В конце прямой они должны были пройти на круг Иннеса. Джим, как обычно, приближаясь к повороту, просунул нос вперёд. Иннес не стерпел этого и вильнул в сторону, «захлопнув калитку». Джим отступил. Он рассказывал: «Весь остаток круга я думал, что теперь делать. Дэн был прямо позади меня, и в следующий раз, когда мы подошли к повороту, я сел на хвост Иннесу и наблюдал за ним, пока он не взглянул в зеркало. Как только он это сделал, я поднял ногу с педали и, конечно, Дэн проскользнул вперёд по внутреннему радиусу. Иннес заметил нос машины, просовывающийся в поворот, подумал, что это я, и подрезал его. Конечно, с Дэном Гарни так никто не поступает, и пока они бодались, я обошёл обоих по внешнему радиусу».

Конфликт Кларка с Иннесом Айлендом и его безучастное поведение в случае со Скоттом Уотсоном, сыгравшим ключевую роль в его карьере, хорошо известны, но он мог быть резким и в других случаях, даже по отношению к людям, которых хорошо знал – как по гонкам, так и в личной жизни. Как и я, они знали несколько опасных тем, затрагивать которые было неразумно: деньги, девушки и эмоциональная сторона гонок.

Изгрызенные ногти Кларка выдавали его напряжение, вызванное подавлением тревоги, которую доставляли ему автогонки. Хотя открыто он редко говорил кому бы то ни было об этой опасности, разве что так, как сделал после отказа рулевого управления в Трентоне.

Он сказал Дэвиду Бенсону, что это было похоже на гонку по овалу длиною в милю: нос к хвосту на скорости в 180–185 миль в час. У машин на коробках передач были установлены специальные щитки, и один такой отвалился от шедшей впереди машины. Он отскочил от дороги, подпрыгнул и ударился о нос машины Кларка, к его искреннему негодованию. Бенсон рассказывал: «Он посмотрел на меня поражённо и сказал: «Знаешь, Дэвид, если бы он подпрыгнул чуть выше, мог бы и убить меня». Казалось, он никогда не задумывался об этом».





Жёны в паддоке Зандфоорта. Слева направо: Нина Риндт, Салли Кураж, Пэтти Мак-Ларен. Все они стали вдовами к концу 1970 года. Рядом с ними Бетти Хилл и Хелен Стюарт.




Вероятно, задумывался. Мало кто может припомнить, чтобы Джим Кларк говорил об опасности своей профессии. Он никогда не говорил об аварии фон Трипса, хотя мы знаем, что она глубоко его потрясла. Посмотрите, как подробно он расписал этот случай, посвятив ему целую главу в изданной в 1964 году книге «За рулем». Вспомните, каким беспокойным он становился, возвращаясь домой к сёстрам. Оцените давление, созданное расследованием итальянской полиции, и то, как он отвечал на вопросы во время пресс-конференций. Подавление чувств, которое он называл самоконтролем, продолжалось всю его карьеру и глубоко повлияло на него, так что к 1968 году от застенчивого фермера Пограничья в нём оставалось не так уж много.

Кое-кто был уверен, что он не верит в возможность своей гибели за рулём гоночной машины. Он знал, что обладает таким талантом, таким мастерством, что не понимал, почему другие гонщики не могут быть столь же быстрыми, и хотя он, казалось, он не отдавал себе отчета, что именно давало ему такое преимущество, он знал о его существовании и знал, что должен полагаться на него, если хочет выжить.

Он знал, что дело не только в конструкции машин, которыми его снабжал Чепмен, ведь было предостаточно и других гонщиков на Lotus, которые должны были бы держаться с ним вровень, если бы были на это способны. Тут можно провести аналогию с Айртоном Сенной, вполне искренне верившим в наличие у него Божьего дара, который ведёт его вперёд. В конце концов, его он тоже подвёл.

Являлась ли та уверенность, которую испытывал Джим Кларк, находясь за рулём гоночной машины, результатом того, что он хотел верить? Похоже, что переживания относительно исхода его карьеры автогонщика с годами только возрастали, хотя он и подавлял их. Другие гонщики могли говорить на темы, которые для Джима Кларка были запретными. У него было какое-то суеверное предубеждение против них. Если об этом не говорить, возможно, этого и не существует.

Отголоски дружбы Скотта-Уотсона с Кларком проявлялись ещё долго, хотя их отношения и закончились резкими словами и задетыми чувствами. Тем не менее, обычно друзья питали по отношению к Кларку симпатию и преданность, хотя внешне он ничего для этого не делал. Это был семейный дар. Его сёстры тоже обладали редкостным обезоруживающим обаянием и благородством.

Что для Джима характерно, он сталкивался со сложностями, когда ещё только привыкал к статусу знаменитости. Он не знал, как избавиться от назойливых фанатов, воздыхателей, поклонников автоспорта обоих полов, или даже изредка шотландских профессионалов, горящих желанием завести с ним дружбу. Последние его пугали особенно: вдруг они, вернувшись в Шотландию, будут говорить, что Джим Кларк невесть что о себе возомнил. Благодаря тесным связям между жителями Пограничья, такие обвинения могли слишком быстро разойтись по округе, дойти до семьи и создать проблемы.





Скорость от кутюр. Йохен и Нина Риндты.




С другой стороны, иногда известность была полезна. Он наконец-то научился искусству справляться с нежелательным вниманием – однажды он примерил на себя маску экстраверта, если выражаться психологическими терминами, и даже сумел произнести отличную речь, вместо того чтобы пробормотать короткое добропорядочное «спасибо».

Почувствовав себя более уверенно в обществе, он смог свободнее дышать, веселье в его глазах стало более искренним, а напряжение в плечах, которое Джеки Стюарт считал характерной чертой для сдерживающего свои эмоции человека, – менее заметным.

Что более удивительно, товарищи Кларка по гонкам считали его человеком очень дружелюбным. Тревор Тейлор, который вместе с ним выступал за Lotus, в интервью Motor Sport сказал: «Мы были очень, очень хорошими друзьями. Он всегда делился информацией о машине. Он был отличным парнем». Тэйлора никогда не огорчало то, что его знают, в основном, как напарника Джима Кларка. «Мы поделили титул в Формуле-Джуниор в 1960 году, а когда Джимми перебрался в Формулу-1 в 1961 году, я снова победил в чемпионате Джуниор. Мы не испытывали ревности друг к другу. Мы часто жили в одной комнате в отеле, я останавливался у него дома. Джимми Кларк никогда не задавался. Он никогда не повышал голос. Он был великолепен, но нуждался в компании».





Взгляд назад, на Формулу-Джуниор. Джим Кларк и Тревор Тэйлор.




И, тем не менее, именно Тревор Тэйлор первым заметил тревогу Кларка: «Мы были на тестах в Олтон-парке, когда на его машине для Формулы-1 сломалась толкающая штанга подвески. Её крепление было односрезным, и он слегка злился и слегка нервничал. Той ночью мы говорили с ним в отеле, и он сказал: «Тревор, я не знаю, какая хреновина сломается в следующий раз». Это не был Джимми. Совсем на него не похоже. Он бы просто забрался в машину и поехал».

Джеки Стюарт вспоминает поездку на Бермудские острова, куда вместе с ним и Хелен ездили Йохен и Нина Риндты и Джим с Салли. «На время каникул мы остановились в квартире, где он тогда проводил время. И обнаружили, что в ней не хватает мебели. Джимми и Хелен пошли купить недостающую мебель, но он не захотел платить за неё. Это было потрясающе. Это было для его же дома. Мы перечислили несколько предметов, которых нам не хватало, спросили, стоит ли их купить, и он сказал, что да. А потом он заявляет: «Ну, я даже не знаю, так уж ли они были нужны. Я не хочу за это платить». Он виртуозно избегал того, с чем не хотел иметь дело». Стюарт подозревал, что Джим на самом деле мало с чем хотел иметь дело.

Во время каникул на Бермудских островах 1967 года, Джиму позвонил Билл Франс, организатор гонок серийных автомобилей НАСКАР. Не мог бы он приехать вместе со своим другом Джеки Стюартом, чтобы поучаствовать в гонке в Рокингеме? Джим спросил Джеки, которого интересовала финансовая сторона дела и то, будет ли машина конкурентоспособной. Его волновал финансовый вопрос, и он не желал рисковать, проводя гонку в хвосте пелетона. Он знал, что организаторы гонки рассчитывают поднять посещаемость за счёт иностранных знаменитостей, и не собирался предоставлять им коммерческие выгоды от собственного присутствия без должных гарантий.





В Формуле-2 Кларк побеждал и «старого Джека Брэбема». (надпись на рисунке: «Сегодня этого старичка просто переполняет энергия, он просто живчик!» (фр.) )




Джим сказал, что Джеки вряд ли приедет, но другой его друг Йохен Риндт как раз мог бы. На следующее утро оба уехали, и, в отличие от Риндта, Джим принял участие в гонке. Его любознательность заставляла его пробовать разные автомобили. Незадолго до смерти он гонялся в Индианаполисе на Lotus 56 с газотурбинным двигателем. Вернувшись в Европу, он сказал Джабби Кромбаку, что гонялся на машине, которая выиграет следующую гонку в Инди. Парнелли Джонс почти исполнил его предсказание.