Наконец он получил небольшую работенку в конторе, которая переделывала военные грузовички в гражданские автомобили, а главное – обзавелся знакомствами. И вскоре заработал достаточно, чтобы купить свой первый гоночный автомобиль.
«Найди себе нормальную работу!» – кричала из окна мать: Энцо вернулся с соревнований, а она не пускала его домой. «Я гонщик, мама! За победу в гонках платят деньги!» – кричал он в ответ. «Ты гоняешь по лугам с какими-то идиотами! – отвечала она. – Тоже мне работа!»
Выглядело это и вправду странновато. Заезды устраивали по деревенским дорогам, проселкам, лесам, где велик был шанс врезаться в стадо коров или зазевавшуюся овцу – из-за них Энцо однажды проиграл гонку, едва не въехав в озеро. Громадные очки в пол-лица натирали нос и норовили сползти, тормоза заедали, а фирменные кожаные штаны, которые носили все водители, служили, как выяснил Энцо, одной цели – чтобы отливать в дороге, ведь гонки бывали долгими.
Но Энцо манила скорость, да и названия машин, которые он водил, – «Тарга-Флорио», «Изотта-Фраскини», «Альфа-Ромео», – завораживали... Они походили на имена женщин – и женщины весьма благосклонно относились к начинающему гонщику. Тем более что он демонстрировал успехи: Энцо даже взяли в команду «Альфа-Ромео». Тогда-то он и пришел к руководству «Альфа-Ромео» с заявлением:
– Я хочу возглавить ваше спортивное подразделение, чтобы создать новую машину, какой еще не видел мир.
Боссы «Альфа-Ромео» смотрели на него скептически: не много ли о себе воображает этот Энцо?
– У меня есть план! – настаивал тот. – И лучший дизайнер на рынке.
– Лучший дизайнер – это Витторио Яно, – возразили ему. – Он работает в «Фиате». Мы пытались его перекупить – ничего не вышло.
И тут настал момент триумфа Энцо Феррари.
– Это потому, что вы предлагали ему деньги и ничего больше, – торжественно сказал он, выпятив подбородок. – Вы не понимаете, что значит мечта. Мечта! И сейчас я вам это докажу.
Через минуту в кабинет вошел Витторио Яно с эскизом новой машины – впоследствии она получит название «Alfa Romeo P2» и станет первым триумфом Энцо Феррари.
Первым – но далеко не последним. Феррари быстро понял главное: он никогда не станет лучшим гонщиком. И даже вторым. Пусть даже он победил в паре гонок, его удел – второсортные соревнования, пятые, девятые места. В 1927-м Энцо Феррари должен был впервые участвовать в «French Grand Prix» – самых престижных гонках того времени. Удача, триумф, шанс, который выпадает лишь однажды! Но незадолго до их начала Энцо... отказался. И навсегда оставил карьеру пилота.
А вот в роли администратора Феррари творил чудеса. Он интриговал и пугал, обманывал и уговаривал, перекупал, заключал контракты и строил, без устали строил свою маленькую империю, в которой он не будет зависеть ни от кого – ни от «Альфа-Ромео», ни от «Фиата». «Если бы Энцо жил в средние века, Макиавелли носил бы ему кофе», – говорили, усмехаясь, автомобильные функционеры – и это было недалеко от истины. Во время войны Феррари поддерживал деньгами всех: и фашистов, и коммунистов, и партизан – так, на всякий случай. В конце войны, когда земля ничего не стоила, а вокруг еще шли бои, он предусмотрительно купил участок под Моденой для своей фабрики. Днем он обсуждал новые гениальные идеи дуче, ночью выносил партизанам оружие в фабричной смазке. Вести двойную бухгалтерию ему было не привыкать – в конце концов, личную жизнь он устроил точно так же.
...Лауру он встретил в кафе – там, где обычно завтракал и встречался с друзьями. Он, наверное, не обратил бы на нее внимания, но Лаура сама обратила внимание на себя: они столкнулись, и ее горячий шоколад остался у него на пиджаке. «Черт! – заорал Энцо. – Черт, черт, черт, че...» – и осекся: на него из-под каре смотрели темные, невероятно красивые глаза. «О господи, я так виновата! – сказала девушка. – Вы не обожглись? Ох... Что мне для вас сделать?» «Я уверен, мы что-нибудь придумаем», – хмыкнув, довольно развязно ответил Энцо, не отрывая от нее глаз. Девушка вздернула брови. «Это в каком же смысле? – холодно переспросила она. – Вот вам салфетка, держите». Энцо засуетился, улыбнулся, включил все свое обаяние – и уже через минуту держал в руках бумажку с ее адресом. Вернувшись за свой столик, он долго смотрел вслед удалявшейся Лауре – темно-красное платье, туфли на шпильках, покачивающееся каре – и бормотал про себя «Повернись, повернись, повернись». Он загадал, что если она повернется – все у них будет хорошо. У самой двери Лаура, повернувшись, одарила его полуулыбкой – и, еще того не зная, стала будущей миссис Феррари. Возможно, их счастье было бы нерушимым – Лаура оказалась верной, неунывающей и преданной женой, если бы однажды, несколько лет спустя, торопясь на важную встречу, Энцо чуть не сбил девочку выбежавшую на дорогу. Это был очень кинематографический кадр – испуганная девочка, выпавшие из ранца красные яблоки, притормозившая в миллиметре спортивная машина и наглец в белом шарфе за рулем. За девочкой на дорогу выскочила учительница – красотка, очень в его духе, – и злобно сказала «Из-за таких пижонов, как вы, гибнут люди!» Целый выводок девочек того же возраста с ранцами пялился на него с тротуара.
«Простите, – примиряюще улыбнулся Энцо – Она выскочила прямо под колеса! Послушайте, не лучше ли…»
«Проваливайте отсюда! – отрезала она – Вы не видите, как напуганы дети? Хотите напугать их еще больше?» Класс ушел, а Энцо остался. Постоял в задумчивости у тротуара осмотрел домик с садом, из которого они вышли, табличку «Частный пансион», о чем то поговорил с привратником – и вечером того же дня стоял с букетом цветов у дверей, попросив вызвать Лину Ларди.
Та вышла и недоверчиво уставилась на посетителя перед ней стоял тот самый лихач – в лучшем своем костюме с охапкой лилий, опираясь на белый спортивный седан с открытым верхом
«Я пришел извиниться, – смущенно заговорил Энцо – Я напугал ваших питомцев… и вас… В качестве ответного же ста хочу пригласить вас на небольшую автопрогулку. Куда захотите». Лина помолчала. «Я смотрю, вы любите давить на газ, – наконец ответила она – Что ж… Подождите минутку. Я приведу себя в порядок». Энцо ждал полчаса пока на порог не вывалилась хохочущая девичья компания. «Это мои сестры! – прокричала Лина. – Мы как раз собирались на танцы. Ну что, едем?»
Сестры наблюдали за Энцо весь вечер: он был безукоризненно любезен, остроумен и танцевал со всеми по очереди, уделяя Лине ровно столько внимания, сколько позволяли приличия. «Но послушай, он же тебя сильно старше!» – наконец заметила одна из них. «Ну и что! – возмутилась Лина. – Когда родители познакомились, папа был старше мамы на двадцать лет!»
Увы, эта поездка закончилась вовсе не так, как планировала девушка. Проводив сестер, она стояла на крыльце и, мечтательно улыбаясь, разглядывала своего нового ухажера. «Я хочу вам что-то сказать... – помявшись, начал Энцо, приблизившись. – Что-то очень важное». «Да?» – прошептала Лина и тоже сделала шаг навстречу. «Дело в том... – Щека Энцо была уже в миллиметре от ее щеки. – Дело в том... что я женат. И не могу это от вас скрывать», – закончил он, выпрямившись.
Это было как удар, как пощечина. Лина вспыхнула, покачнулась, но взяла себя в руки. «Спасибо за приятный вечер, – промолвила она. – Не приходите сюда больше». Хлопнула дверь. Энцо стоял, глядя в землю, и сжимал в кармане пустую папиросную пачку.
Но он пришел. Ослушался. И не просто пришел – приплелся, шатаясь, перепугав весь дом. Он был бледен, лицо покрывала трехдневная щетина, он едва стоял на ногах. «Вы с ума сошли, на часах четыре утра!» – начала было старшая сестра Лины, открыв дверь безумцу, но отпрянула – Энцо стоял, держась за косяк, тяжело дышал и упал бы внутрь, не подхвати она его. Феррари уложили на диван в прихожей, а сверху по лестнице, набрасывая на плечи шаль, уже бежала Лина. Энцо сотрясал тяжелый кашель, но он все-таки смог выговорить: «Я... мы делали новую машину... мне стало плохо, очень плохо... и еще сердце... я испугался, что умру... и никогда больше тебя не увижу». Так Энцо Феррари начал жить на два дома. Он завтракал с Лаурой, а обедать приезжал к Лине. Этому распорядку ничто не могло помешать: ни чужой шепоток, ни обстрелы, ни бомбежки. Сжимая Лину в объятиях под звуки падающих бомб, Энцо думал о том, как странно повернулась жизнь. Он не может разойтись с одной женщиной, но и другую оставить не получается.
Возможно, в самом начале сделать это было бы проще. Дело определенно шло к разводу: Лаура почувствовала неладное, начала ловить его на лжи, мрачнела, срывалась на истерики... Он тогда махнул рукой: пусть все идет как идет. «Я вижу, что ты стала несчастной со мной, – однажды сказал он жене, вернувшись от Лины. – Мне очень жаль. Но я ничем не могу тебе помочь». Однако Лаура оказалась мудрее: после очередной ссоры, самой громкой, самой ужасной, когда Энцо молча курил, сидя на краю кровати, и думал, что вот это уж точно конец, Лаура вошла к нему в спальню – молчаливая, абсолютно голая – и, не говоря ни слова, стала осыпать его поцелуями. Она отдала ему всю себя, а вскоре подарила самое дорогое – сына. Дино.
...Энцо допил «бальзамико», решил, что заснуть сегодня уже не удастся, и, поднявшись, принялся одеваться. Дино. После такой ночи нужно съездить к Дино. Прямо сейчас. Мальчик ждет...
Синьор Феррари не пропускал ни одного дня. Обычно он навещал Дино перед работой. Какая бы погода ни стояла на дворе, какие бы важные дела его ни ждали, черная длинная машина Энцо Феррари останавливалась у входа в роскошный склеп с надписью «Ferrari» над входом, и Энцо, тяжело дыша, поднимался по мраморным ступеням, издалека по привычке обращаясь к фотографии на небольшом обелиске: «Вот и я, Дино. Я пришел».
Энцо Феррари со своим сыном Дино (1932 год) -
