[gp2]

Глава 7. Две фантастические победы.

Несмотря на трудности, которые встречались на пути Renault с турбодвигателем с момента дебюта в Формуле-1 в 1977 году, Жиль очень надеялся, что с Ferrari 126С turbo он добьется успеха в первый же сезон.
Он был рад, что его напарником стал Дидье Пирони, они уже очень хорошо понимали друг друга; они оба обожали скорость, риск и успех, а вскоре Жиль увлекся катерами.
У Дидье была страсть к катерам, и у него был собственный Abbate. Жиль после нескольких пробных поездок решил купить себе замечательный «cigare», который приводили в движение два двигателя V8, развивающие вместе от семисот до восьмисот лошадей. Этой мощности ему не хватало, и он заказал в США большое количество специальных деталей, которые увеличивали мощность примерно до тысячи четырехсот лошадиных сил. Этот катер стал знаменитым. Он производил удивительный шум и являлся главным аттракционом порта Монако, который славится эксклюзивными кораблями.
В самом деле, Жиль открыл для себя настоящую вторую страсть. Все свое время, свободное от Гран-при и от частных тестов в Фиорано, он проводил в порту, работая над моторами этого катера. Он кропотливо разбирал и собирал каждую деталь, чтобы еще улучшить их работу…
Я никогда не сопровождал его во время его выходов в море, но я без труда могу себе представить, насколько впечатляющими были испытания этого очень специфического Abbate, и сколько горючего он должен был потреблять. Жиль многократно отправлялся на Корсику, что доказывает, что это был корабль, адаптированный к открытому морю.
Жиль был по-настоящему счастливым человеком, обладая этой замечательной игрушкой, к которой можно добавить Ford Bronco, и его вертолет, который мог приземляться прямо в его горном шале недалеко от Барселонетт, расположенной над Ниццей.
Вся семья часто поднималась в этот шале, не обращая внимания на погоду. Его сын Жак проявлял большой интерес к горным лыжам, и Жиль сам начал заниматься этим видом спорта.
Три первых Гран-при сезона в Лонг-Бич, Рио и Буенос-Айресе показали конкурентоспособность Ferrari 126C, так как она постоянно занимала высокие места в квалификациях. Однако ее надежность оставляла желать лучшего, и каждый раз Жиль сходил из-за механических проблем.
Между Бразилией и Аргентиной я провел отпуск мечты на бразильском побережье, мой первый настоящий отпуск за долгое время. Именно тогда, в один прекрасный вечер, позвонив жене с общего телефона из одной маленькой деревушки, где я с трудом смог договориться с местными жителями, так как бразильцы говорят исключительно на португальском языке и никаком другом, я узнал, что за мои актуальные репортажи меня наградили призом Charles-Edwards, который присуждается ежегодно лучшим журналистам.
Это был настоящий сюрприз, в CJMS никогда раньше не работал журналист, отмеченный такой наградой. Я провел серию репортажей о трагическом землетрясении в Эль Аснаме в Алжире, именно за них я и был награжден. Меня отправили в Алжир несколько недель назад, и я провел там семь дней, наблюдая ужасные сцены, которые мне хотелось бы скорее забыть.
Мои бразильские каникулы протекали отлично, я представлял себе, сидя в тропическом лесу, людей в Монреале, которые должно быть, пытались выяснить, где я нахожусь, и старались со мной связаться. Но я был потерян для всех, и проводил свои дни, расслабляясь на пляжах, или развлекаясь за рулем маленького бразильского внедорожника Gurgel, который мы с моим французским коллегой безжалостно эксплуатировали на всех типах грунта.
И вот однажды мы заглохли посередине широкой реки, вода доходила нам до середины дверей, а мотор был полностью сырой. Нам пришлось опускаться в воду, в которой вполне могли скрываться змеи, и выталкивать машину. Мой «напарник» был очень удивлен, когда мне удалось осушить зажигание при помощи кухонного ножа и туалетного полотенца!
Во время этих каникул мы заговорили о Жаке Вильневе. Несмотря на то, что мой друг был всего лишь журналистом, он считал, что Жак был способен подняться в Формулу-1, и что канадцам необходимо ему в этом помочь, на тот случай, если по какой-то причине прервется карьера Жиля. Я стал ему возражать, аргументируя это тем, что Жак еще не готов, а так как наша дискуссия продолжалась довольно длительное время, она превратилась в своеобразную игру: я постоянно, в шутку, ругал Жака, просто чтобы раззадорить своего собеседника, а тот делал то же самое, и так же в шутку доказывал мне, что Жак был лучшим пилотом в мире!
Я не помню, что мы приняли в тот день, возможно слишком большую дозу абсорбции «batida de coco», алкоголь с сиропом всегда несколько обманчив, но его оставалось еще довольно много, а нам было уже очень весело… и в течение следующих месяцев идеи, которые тогда были высказаны, постепенно развивались в моей голове…
Первый европейский Гран-при проходил в Имоле: Жиль финишировал там лишь седьмым, но большую часть гонки он лидировал, и только несвоевременная остановка для замены резины из-за капризных погодных условий лишила его победы.
На следующий Гран-при, Гран-при Бельгии в Зольдере, я приехал преисполненным надежд, но очень скоро я был разочарован; когда я приехал в отель, меня там ждало сообщение с просьбой позвонить в CJMS. Только что Папа Римский стал жертвой страшного покушения в Риме. В CJMS считали это событием первоочередной важности и хотели, чтобы я отправился в Рим на два дня и вернулся в Бельгию в воскресенье к моменту старта гонки.
Так я и сделал, мое пребывание в столице Италии, совершенно не организованное, было изматывающим. В день Гран-при я направлялся в Зольдер, этап был уже испорчен из-за смерти механика в боксах во время квалификации, а вскоре произошло еще одно трагическое происшествие, когда еще один механик, работавший с Риккардо Патрезе, был сбит машиной Зигфрида Штора на стартовой решетке и получил серьезные травмы. Напряжение достигло своего апогея, так как накануне старта большинство пилотов покинули свои болиды в поддержку другой манифестации, манифестации механиков, и потребовали со своей стороны усиления мер безопасности.
Жиль, в тот момент, занимал пост Джоди Шектера во главе ассоциации пилотов Гран-при, но вскоре он уступил это место своему напарнику Дидье Пирони:
«Я не считаю, что обладаю знаниями и способностями политика, которые были у Джоди. Я больше человек действия, чем слова. Я ненавижу писать письма, чтобы подать жалобу или просить что-либо на коленях. Я могу принести пользу в акциях наподобие этой стачки на Гран-при Бельгии. Я не убежденный забастовщик, совсем нет, и я не люблю манифестации, но когда это единственный способ быть услышанным, нельзя колебаться».

Через две недели, в Монако, Жиль одержал действительно историческую победу. Ему удалось укротить свою Ferrari с турбокомпрессорным мотором на трассе, которая до этого момента считалась самой неблагоприятной для подобной техники, из-за медленных поворотов и отсутствия длинных прямых.
«В Монако я показал второе время в квалификации, думаю, что мог показать и первое, если бы Джонс невольно мне не помешал на моем быстром круге. Однако я был уверен в себе перед гонкой, так как считал, что я не менее быстр, чем Пике. Но после десяти первых кругов я был разочарован. Проблема, с которой мы уже сталкивались ранее в период разогрева, – когда у машины с полным баком топлива разрушались «гибкие юбки» в их задней части, особенно с левой стороны, – снова проявилась, и я полностью потерял сцепление с трассой заднего моста. Я ничего не мог поделать против Джонса, Пике, Ройтемана, Мэнсела и Патрезе, поэтому я решил для себя избрать выжидательную тактику. В конце концов, у меня оставался шанс воспользоваться возможными сходами и инцидентами лидеров гонки.
В плане мотора все шло хорошо, время отзыва турбо было очень небольшим и оставалось стабильным до конца. Когда я почувствовал, что Джонс, у которого возникли проблемы, оказался в моей досягаемости, я до упора нажал на акселератор, не обращая внимания на количество оборотов. Тем не менее, я был вынужден использовать компрессию двигателя, так как у меня до этого несколько раз возникали небольшие проблемы с тормозами. И все-таки благодаря силе и мощности этого мотора, мне удалось компенсировать недостатки сцепления с дорогой моего шасси».

Именно во время Гран-при Монако в Италии прошел опрос, проведенный газетой «Tutte Sporte», среди директоров команд, пилотов, механиков, производителей покрышек и спонсоров. В этом опросе, призванном выявить лучшего пилота в мире, с большим преимуществом победил Жиль Вильнев.
Я передал результаты этого опроса в «La Presse», где ему отвели большую часть первой полосы, это оказалось событием национального значения.
Сразу после этого Жиль выиграл в очень зрелищном стиле Гран-при года на трассе в Хараме в Испании.
Это была одна из самых фантастических гонок в истории автомобильного спорта. Его Ferrari опередила всего на двадцать одну сотую секунды Talbot-Ligier Жака Лафита, на 0,57 секунды McLaren Джона Уотсона, на секунду Williams Карлоса Ройтемана и на 1,24 секунды Lotus Де Анжелиса.
Лишь на прямых Ferrari удавалось противостоять своим преследователям, а на виражах Жилю приходилось «закрывать все двери», чтобы не уступить соперникам, болиды которых имели гораздо лучшее сцепление с трассой.
И это продолжалось на протяжении восьмидесяти кругов!
«Это была самая красивая гонка в моей жизни. Мне ни на секунду нельзя было ослабить внимание и перестать атаковать. Карлос Ройтеманн меня не впечатлил, зато Жак Лафит держал меня в напряжении до самого финиша. Его машина была секунды на две быстрее моей на круге, и чтобы сдержать его, мне приходилось безумно рисковать во многих местах, особенно на вираже «Pegaso», так как я был уверен, что он мог пройти меня в этом месте. Затем я понял, что он скорее хотел проскочить меня на торможении. Тогда я несколько снизил свой ритм, чтобы сконцентрироваться на узких участках».

Но почему машина Жиля уступала машинам его соперников по две секунды на каждом круге?
«Наше шасси не держало дорогу, вот и все. После тестов нам удалось установить правильные настройки, но покрышки очень быстро изнашивались. Либо они не прогревались до нужной температуры, либо перегревались и быстро разрушались. Именно это и произошло во время гонки. На протяжении последних двадцати пяти кругов я даже не мог больше выдавать полную мощность на выходе из поворотов, настолько сильной была пробуксовка моих колес. Даже на третьей скорости я должен был обращать на это свое внимание, и Жаку несколько раз удалось поравняться со мной. Я был уверен, что, в конце концов, он меня обойдет, даже по внешнему радиусу, так как я был слишком медленным в виражах…
В конце я уже подумал, что проиграл гонку, так как работа моего мотора стала прерываться на последних трех кругах в конце длинных прямых на торможении, и возобновляться на выходе из виража».

И Жиль сделал вывод:
«У нас просто сказочный мотор, настоящее сокровище, но наше шасси хуже, чем у Ensign или у ATS. Я выиграл из-за отличного старта, если бы я его сорвал, в последствии мне не удалось бы сделать ни одного обгона.
Машина не заслуживала первого места. Я не говорю тебе, что победил благодаря машине, но за счет чего-то я все-таки выиграл, это точно».

Фантастический мотор и плачевное сцепление с трассой, таковы были характеристики Ferrari на протяжении сезона 1981 года, но постепенно они улучшались:
«Сцепление с трассой крайне слабое, временами худшее в пелотоне. В начале сезона я не ожидал лучшего сцепления, но я не думал, что оно будет настолько плохим».

На самом деле, перед этапом в Хараме, у Жиля состоялся очень жесткий разговор с механиками Ferrari; он взял с собой своего напарника, и они вместе пошли на встречу с Мауро Форгьери, чтобы объяснить ему, что машина была настоящей катастрофой, и что необходимо подумать над изменением настроек.
Я ждал его снаружи и помню, что их разговор было слышно очень далеко:
«Я не злюсь, но у меня кончается терпение, что естественно. Я закончил ужасный сезон на 312Т, и мне не терпится увидеть, как 126С прогрессирует и улучшается. Со всеми привилегиями, которыми мы пользуемся в Ferrari в финансовом плане, в плане исследований, с нашей трассой во Фиорано, на протяжении большинства этапов оттачивать самое плохое шасси – это называется латанием дыр…»

Что касается меня, сезон получался таким же бурным и беспокойным; когда я уезжал от жены в начале июля, чтобы попасть на Гран-при Франции, я сказал ей как обычно, что вернусь через пять дней. Но увиделись мы с ней только месяц спустя!
После гонки я улетел из Лиона в Милан, чтобы оттуда вернуться в Монреаль, но как это часто бывает в Италии, там прошла забастовка. Я позвонил в CJMS, чтобы предупредить их. Мне ответили, что в Ливерпуле, в Англии, сложилась напряженная обстановка, так как там прошла волна насилия в черных кварталах. Мне посоветовали отправиться туда и сделать репортаж. Я сел на самолет в Лондон и улетел. Прибыв на место, я передавал свои репортажи в течение четырех дней. А так как через неделю стартовал Гран-при Великобритании, в CJMS попросили меня отправиться на север, в Белфаст, чтобы рассказать о преступлениях религиозной войны. У меня заканчивались деньги. Я обратился в генеральное консульство Квебека в Лондоне, чтобы пополнить свои запасы. Там я встретил корреспондентку филиала CJMS в Лондоне и предложил ей сопровождать меня. Она согласилась с энтузиазмом, так как совсем не имела практики уличных репортажей. Перед отъездом мы заехали в Сильверстоун, так как я подумал, что Пьер Бельмар, водитель каравана Жиля, уже прибыл. Так оно и оказалось. Когда мы сказали ему, куда направляемся, он попросил взять его с собой. Я очень обрадовался, так как его присутствие могло оказаться очень полезным, когда мы окажемся в подозрительных и опасных кварталах.
Нам было необходимо вернуться к вечеру четверга, накануне первых тренировок в Сильверстоуне, из-за приезда Жиля. Таким образом, у нас оставалось четыре дня. Пьеру и правда нужно было сделать покупки перед приездом Жиля; холодильник в фургоне был пуст!
Итак, мы сели в самолет на Белфаст. По прибытии нас встретило серое небо, и мы отправились в пункт найма автомобилей. В то время пока мы заполняли бумаги, по телевизору передали коммюнике о смерти от голода пятого забастовщика.
Мы выезжаем, и на первых же километрах застава английских военных преграждает нам дорогу. Мы проезжаем без особых трудностей, но затем начинается охота за отелем. Нам потребовалось не менее четырех часов, чтобы обнаружить хотя бы один. Это национальный ирландский праздник, поэтому тысячи сочувствующих оккупировали все комнаты.
Наконец мы нашли свободные номера в самом большом отеле города. Он был окружен колючей проволокой, а номера стоили очень дорого. Вечером мы начали, конечно немного рискуя, проводить свои репортажи на улицах города. Мы обошли все кварталы, взяли интервью у временных ответственных IRA, а в последний день мы по-настоящему рисковали жизнью, выйдя на улицу во время паники, возникшей после убийства английского солдата. Я часто вспоминаю, как Пьер пытался сделать по-настоящему жизненные фотографии и зафиксировал на пленку английский танк, который находился в нескольких метрах от него…
К счастью, мы выбрались оттуда целые и невредимые. Когда мы прибыли в Сильверстоун на Гран-при Великобритании, Жиль никак не мог придти в себя от того, что мы проделали. Он заявил, что мы рисковали гораздо сильней, чем он в Формуле-1!
Однако во время этого Гран-при Великобритании ему самому пришлось рисковать и закончить гонку на пятом круге, после разворота в шикане, захватив с собой Williams Джонса и McLaren Де Чезариса.
Я видел инцидент с башни радиокомментаторов, поэтому мне не терпелось встретиться с Жилем после финиша, чтобы он объяснил мне, что произошло. Каким же было мое удивление, когда я узнал, что его вертолет улетел еще во время гонки!
Он не стал дожидаться окончания, и три часа спустя уже работал над своим катером в порту Монако…
Этот день был черным. Сразу после окончания Гран-при мне сообщили, что мое кругосветное путешествие, начавшееся две недели назад, не заканчивается: В CJMS меня просили отправиться на следующий день в Бейрут, который подвергся обстрелу и бомбардировке со стороны Израиля, что привело к гибели сотен людей.
Мне удалось вылететь только через день, так как понедельник был посвящен оформлению визы в Ливан.
Самолет приземлился на палестинской территории посреди полного опустошения и толп нищих. Я нанял в аэропорту старенькую Simca и поехал в центр города, окруженный знаменитыми соснами, под которыми скрывались батареи DCA на Land Rover и Toyota. Естественно мне не удалось избежать армейских заграждений, сооруженных из мешков с песком. Первую ночь я провел в отеле, в котором расположилось большое количество журналистов, а на следующее утро я отправился в посольство Канады.
Посол предостерег меня от опасностей Бейрута и был настолько любезен, что предоставил мне переводчика, чтобы я не рисковал потеряться. Второй день, несмотря на разрывающиеся по всему городу бомбы, был посвящен посещению министерства Информации для получения необходимых пропусков, чтобы свободно передвигаться по стране. Но для того чтобы отправиться в зону боев на юг Ливана, к Тиру, существовало еще одно препятствие, необходимо было получить разрешение Палестинцев. Именно тогда я встретил доктора Абади, правую руку Арафата, который говорил на безупречном французском. Единственной проблемой было то, что мой переводчик был христианин и ужасно боялся Палестинцев!
Через два дня я отправился к Тиру совершенно один и присутствовал при ужасных вещах. Я находился в нескольких десятках метров от зоны боевых действий между Палестинцами и Израильтянами. Мне удалось вернуться в Бейрут целым и невредимым, а вечером Израильтяне попытались высадиться у ворот города. Небо озарялось вспышками, и взрывы слышались со всех сторон…
Через сорок восемь часов было установлено прекращение огня благодаря Соединенным Штатам, и для меня больше не оставалось причин находиться в этой стране. Я наконец-то сел в самолет до Парижа, и сразу по прибытии в аэропорт, после стольких увиденных мной ужасов, я позвонил своему двоюродному брату. Мне не нужно было ничего особенного, но мне не терпелось услышать родной, полный человеческой теплоты голос. Я находился в состоянии психологического шока…
После этого возобновилась моя жизнь на Гран-при, и, начиная с Хоккенхайма, я снова погрузился в мир «Большого цирка». Идея о «внедрении» Жака Вильнева в Формулу-1 прокладывала себе путь в Канаде, и Гастон Парент поручил мне провести переговоры с различными командами на эту тему: Arrows, с которой мы договорились на две последние гонки сезона, не смотря на большое количество трудностей, Osella и Theodore.
Разочарования Жиля в этом сезоне продолжались, он переживал их намного сильнее, так как его прекрасные победы в Монако и Хараме дали ему повод для больших надежд.
И вот мы в Монце, которую посетил Гастон Парент. Не смотря на то, что Жиль уже давно подписал соглашение с Ferrari на 1982 год, у него здесь были серьезные контакты с людьми из McLaren, которые ради него планировали большие изменения. В то же время большинство моих коллег, за исключением одного француза, которого я проинформировал, по каким-то непонятным причинам считали, что переговоры шли между Williams и Жилем.
В конце концов, сделка не состоялась по многим достаточно сложным причинам, касающимся частично финансового аспекта, а частично человеческого, но McLaren не сдался, и в следующем апреле, в Лонг-Бич, контакты продолжились…
Сезон закончился эффектно для Жиля: в Монреале под проливным дождем он порадовал своих болельщиков в гонке, выигранной Жаком Лафитом на Talbot-Ligier. Все Монреальцы до сих пор вспоминают его сломанный передний элерон, который понемногу отрывался, почти полностью закрывая ему видимость, и который внезапно отлетел вместе с капотом на торможении в шпильке, чуть было не заставив Жиля сойти с трассы. Но Жиль, как хороший эквилибрист, не почувствовал ничего особенного в это мгновение:
«Ты знаешь, я все-таки видел чуть-чуть, и старался освободиться от элерона в каком-нибудь не очень опасном месте. И это доказывает одну вещь – можно оставаться на трассе и при отсутствии видимости!»

Он чувствовал себя отлично в моральном плане, контрастируя с разочарованиями Жака, который не смог квалифицироваться за рулем Arrows, показав намного более скромные результаты, чем Патрезе. Жаку нужно было привыкнуть к поведению болида Формулы-1, это так, но его шансы сильно уменьшились, по мнению команды, которая, похоже, согласилась подписать с ним соглашение лишь для того, чтобы прикарманить деньги спонсоров.
В Лас-Вегасе сценарий повторился, но Жак был настолько мотивирован, что вероятно ему удалось бы квалифицироваться, если бы не поломка, из-за которой он был вынужден остановиться на трассе, управляя лучшей из двух машин, во время последнего часа квалификации.
Накануне, немного играя свою роль советника, я встретил его, когда мы покидали трассу по дороге каждый в свой отель. Он попросил меня подвезти его в Holliday Inn, который находился в нескольких сотнях метров оттуда, но не сел внутрь. Он взгромоздился на капот машины со своей гоночной сумкой, и наш кортеж не остался незамеченным на улицах Лас-Вегаса!
В тот момент я был больше чем когда-либо уверен, что Вильневы, Жиль и Жак, составляли священную семью. Увы, не смотря на все усилия Гастона Парента, оказалось невозможно найти постоянное место в Формуле-1 для Жака на следующий год. Жиль снова оставался единственным представителем Канады на Гран-при.
К счастью он обладал достаточным талантом для этого, и во всем мире ожидали, что следующий сезон принесет ему, наконец, титул Чемпиона мира…